В воскресенье в Колонном зале им. Лысенко Национальной филармонии прошли гастроли Кати Сканави. Концерт продлился всего час. В одном отделении известная российская пианистка сыграла в паре с украинским перкуссионистом Андреем Пушкаревым.
Филармоническое выступление дуэта российской пианистки Кати Сканави с украинским перкуссионистом Андреем Пушкаревым в рамках абонемента "Искусство фортепианной игры", вероятно, планировалось как парад двух лауреатов международных конкурсов и молодых знаменитостей: быстрый, яркий, не лишенный вкуса и, по существу, не совсем филармонический. Кроме имен-брэндов, молодости и неограниченных профессиональных возможностей для создания необычного дуэта вибрафона и фортепиано Кате Сканави и Андрею Пушкареву нужен был кто-то еще. И такой человек нашелся. Им стал нередко бывающий в Киеве знаменитый скрипач и дирижер Гидон Кремер. Благо, что с обоими исполнителями господин Кремер хорошо знаком: в его австрийских фестивалях непременно участвует госпожа Сканави, а господин Пушкарев является солистом Балтийского камерного оркестра "Кремерата Балтика", которым Гидон Кремер руководит.
От себя лично Катя Сканави везла в Киев все девять "Этюдов-картин" Сергея Рахманинова из "Опуса 39" - музыку в пианистическом отношении насколько сложную, настолько же и удобную, а для слушательского восприятия - предельно эмоциональную и яркую. Впрочем, начав с незапланированной в программе концерта масштабной Чаконы соль мажор Георга Фридриха Генделя, пианистка ограничилась всего тремя минорными пьесами из девятичастного сборника - второй (со временем у этого "Этюда-картины" появилось неофициальное название "Море и чайки"), третьей ("Колокола") и четвертой, явно вдохновленной зимним бегом тройки коней с бубенчиками.
Уже Чакона Генделя явно предвещала появление на сцене вибрафона. С первых тактов музыки Катя Сканави напрочь "убрала" весь нижний и отчасти средний регистры, хотя именно ими в основном и славятся барочные композиции, написанные в форме вариаций на basso ostinato. Ее рояль звучал так, как гобойный регистр органа,- бисерно ровно, отчетливо и пронзительно светло. Но если в подражание потустороннему тембру вибрафона двумя третями генделевской фактуры еще можно было пожертвовать, то с Рахманиновым такие эксперименты никогда удачей не заканчиваются. Для "Этюдов-картин", построенных на быстрой смене музыкальных образов, просто игры звуком оказалось катастрофически недостаточно. Но у пианистки была для этого уважительная причина: вместо того, чтобы переключиться на рахманиновскую импрессионистичность, пианистка предпочла следовать генеральной идее концерта, в тот момент понятной пока только самим исполнителям.
Минорные краски рояля Андрей Пушкарев сменил мажором собственных обработок пяти "Песен без слов" Феликса Мендельсона-Бартольди. Если в первой миниатюре почерк композитора еще с трудом угадывался, то четыре последующие вовсе не напоминали именно те "Песни без слов", на которых пианисты обычно осваивают технику напевной игры на рояле. Из стандартных фортепианных пьес Андрей Пушкарев сделал изысканные и раскованные джазовые стандарты, продемонстрировав с помощью четырех палочек богатые возможности яркого, стихийного, но быстро затухающего звука вибрафона.
Дуэтные аранжировки Андрея Пушкарева "Либертанго", "Милонги дель Ангел" и "Милонги де Мария" аргентинца Астора Пьяццоллы (последнюю, с вмонтированной в латиноамериканскую лирику немецкой барочной секвенцией, повторили еще и на бис) исполняли уже на равных два перкуссиониста: вибрафонист и пианистка. Потому что, несмотря на все написанные для фортепиано "Песни без слов", пианистам идет только на пользу время от времени вспоминать об ударной природе молоточкового механизма собственного инструмента.
Юлия Бентя
