В Колонном зале им. Лысенко Национальной филармонии выступил Киевский камерный оркестр под управлением Романа Кофмана. Нынешний худрук Боннского симфонического оркестра и дирижер Боннской оперы и на этот раз не изменил своей любви к музыкальной симметрии: Второй симфонией Людвига ван Бетховена в первом отделении он уравновесил исполнение Четырнадцатой симфонии Дмитрия Шостаковича во втором.
Роман Кофман - пожалуй, единственный киевский дирижер, одинаково почитающий музыку и литературу. Не только потому, что сам пишет стихи, эссе и совершенно парадоксальные, неподражаемые предисловия к книгам. Выстраивая композиции своих программ, дирижер отталкивается скорее от литературы, чем от музыки. И в любом соседстве музыкальных произведений умеет находить свою особенную рифму и поэзию.
В нынешнем концерте Киевского камерного оркестра зарифмованными оказались Вторая симфония Людвига ван Бетховена и Четырнадцатая (предпоследняя) симфония Дмитрия Шостаковича, которая прозвучала в рамках филармонического цикла "Все симфонии Шостаковича". С сочинением немецкого классика все бы сложилось совсем хорошо, если бы не два обстоятельства. Во-первых, остановка - твердо уверенный в том, что публику необходимо воспитывать, дирижер прервал исполнение, когда у кого-то в зале запиликал мобильный телефон. Во-вторых, не выдерживающее никакой критики "пение" валторн во второй части. Впрочем, что и на этот раз выгодно отличало звучание Киевского камерного оркестра - так это тщательная, до мельчайших деталей, проработка фактуры. Именно благодаря ей симфония Бетховена превратилась в некое музыкальное облако: абсолютно прозрачное и невесомое, но готовое от любого дуновения ветра изменить собственные очертания.
Четырнадцатая симфония Дмитрия Шостаковича, одно из самых трагических произведений композитора, не терпит подобной многозначности. Тексты, на которых она основана,- стихотворения Федерико Гарсия Лорки, Гийома Аполлинера, Вильгельма Кюхельбекера, Райнера Марии Рильке,- каждый на свой лад говорят о смерти.
Как ни парадоксально, но знать, в какой обстановке создавалось это произведение, для его понимания даже важнее, чем услышать хорошее исполнение. Дмитрий Шостакович работал над симфонией во второй половине 1960-х годов, сразу после опубликования "Одного дня Ивана Денисовича", суда над Иосифом Бродским и процесса по делу Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Первым исполнением в 1969 году дирижировал Рудольф Баршай, вскоре после этого эмигрировавший в США. А киевской премьерой Четырнадцатой симфонии руководил дирижер-миф Игорь Блажков, буквально выжитый из Украины и сейчас проживающий в Германии.
Немецкая тема в истории этого сочинения вообще особая. Композитора чрезвычайно угнетало то, что главным содержанием его музыки долгие годы считали ненависть к фашистской Германии, хотя Четырнадцатая симфония по существу совсем о другом - об отношении к смерти.
Со всей очевидностью ни в звучании оркестра, ни в блестящем по интонации исполнении вокальных партий сопрано Оксаной Дикой и басом Тарасом Штондой не хватало характерности в подаче гримас смерти, о которых идет речь у композитора. Отчасти это компенсировалось присущей Роману Кофману детальной проработкой оркестровой фактуры, в которой слышны малейшие усиления и затихания звука. Впрочем, за статику оркестр стоит скорее благодарить, чем обвинять: в конце каждой миниатюрной части смерть то ли хлопками фрусты, то ли как-то иначе ставит на жизни свою жирную точку. А одиннадцать раз кряду повторившаяся картина насилия над человеческой жизнью предлагает свою симметрию жизни и смерти. Потому что и хорошей музыке, и хорошему исполнению всегда можно приписать другой, прямо противоположный смысл.
Юлия Бентя
